Воспоминания кинорежиссера Константина Лопушанского о курсах

  • Выпуск 1978 года

    Выпуск 1978 года

В конце 1970-х годов, когда я учился на Высших курсах, на шумных застольях литературно-режиссерско-актерской братии можно было часто услышать фразу: “Прошлое, настоящее и будущее существуют одновременно”. Данная фраза была своего рода ключом, паролем. Произносивший ее свидетельствовал о своей продвинутости, говоря современным языком. Само собой подразумевалось знание новейших течений экзистенциализма, фильмов Бергмана, Антониони, Тарковского…

Сейчас, по прошествии времени, можно понять, что игра временными пластами драматургии и литературы тогда действительно была определяющей тенденцией.Следовательно, понятно, почему столь часто можно было услышать данное суждение. Впрочем, справедливость его очевидна, и я, разумеется, не собираюсь оспоривать его. А вспомнил я все это по совершенно другому поводу. Дело в том, что я, довольно часто произнося эту фразу в то время, в общем-то, не задумывался о смысле сказанного и, следовательно, не пытался зрительно представить эту триаду в одномоментности.

А как свидетельствуют психологи, пока человек не представит что-либо зримо, он не может считать данный объект познанным (да простит меня читатель за столь длинное и наукообразное предисловие!). Итак, зримо я представил эту триаду лишь через двадцать с лишним лет. И вот как это было…

Весной 2003 года я ехал в Москву из Петербурга. Ехал по очень печальному поводу. Пришло известие о кончине Эмиля Лотяну, в мастерской которого я учился на Курсах. Дорога из Петербурга в Москву — особая тема, но кто часто ездил, тот знает — это ночное путешествие располагает к размышлениям. Вот и я, думая о предстоящих печальных событиях, стал вспоминать Курсы, время нашего обучения, молодого жизнерадостного руководителя нашей мастерской — Эмиля Владимировича, человека удивительно доброго и щедрого к своим студентам. И вот думая обо всем этом, я вдруг увидел — в полусне ли, в медитативном ли погружении, Бог его знает, короче, увидел, а вернее сказать, представил некий образ — хранилище памяти, хранилище времени, прожитого мною… Это было некое здание. Я вошел. Внутри — длинные коридоры и полки вдоль стен, а по этим полкам в ячейках лежат ролики пленки, как это бывает в монтажной перед началом работы, когда весь разновременной материал фильма разложен по кадрам, по эпизодам. Ролики, ролики пленки, еще не соединенные в повествование. Каждое событие самостоятельно, самоценно, все они существуют одновременно, сейчас. Не важно, когда снят эпизод — вчера, год назад, или это вообще фрагмент хроники двадцатилетней давности.

Итак, заметим: существуют одновременно… И только от меня, рассказчика, то есть Вспоминающего, зависит, как будут соединены ролики, в какой последовательности. Как будет осуществлено Воспоминание. Может, умудренному современной культурологией читателю мои рассуждения покажутся наивными. Подумаешь, скажет он, откровение. Да, вот у того же Борхеса в “Вавилонской библиотеке”… Ну и так далее, и тому подобное. Да, все это верно, но между тем мне дорог этот образ, и волнует он меня, потому что в своей очевидной простоте и наивности он все-таки передает зримо все ту же мысль о единовременности времен, а значит (внимание!) — об их неуничтожимости. Ибо то, что обладает возможностью постоянно существовать в форме “сейчас”, обладает признаками бессмертия. Теоретически. Следовательно…

Итак, несколько роликов несвязанных воспоминаний к еще не смонтированному рассказу.

Самое трудное, говоря о Курсах — передать ощущение чуда. Чуда? Да. Для тех, кто не знает (по молодости) или подзабыли (по старости), напоминаю: вторая половина 1970-х годов — это удушливая, уродливая атмосфера гниющего тоталитаризма, это время старческого маразма власти, транслируемого тремя каналами телевидения, похожими один на другой, время глушилок в радиоэфире, время ежеквартальных процессов над очередными диссидентами. Наконец, время сплошного кэгэбэшного контроля над всеми формами интеллектуальной и культурной жизни. Вот такая картинка… А теперь представьте себя, уважаемый читатель, внутри этой картинки. А? Каково? Для полноты впечатления включите, например, песни “Партия наш рулевой” или “Ленин всегда молодой”.

И вот вдруг, представьте, уважаемый читатель, вы краем уха улавливаете на кухне своих друзей или в другом достойном месте, не важно, повторяю, улавливаете… какие-то туманные намеки, обрывки фраз о том, что где-то рядом, почти в центре Москвы (ну, просто Михаил Афанасьевич, да и только), существует место, где эти страшные законы тоталитаризма уже не действуют. А действуют, словно по волшебству, совершенно другие законы: высокого искусства, светлого разума и гармонии мироздания. И там, в этом самом невероятном месте, смотрят с утра до ночи Бергмана, Феллини, Антониони, Годара, Куросаву… А лекции об искусстве читают то Тарковский, то Иоселиани, то Кончаловский. Да и вообще, просто так в коридоре можно запросто и одновременно (что существенно) увидеть Никиту Михалкова и Глеба Панфилова, Швейцера и Жалакявичуса, Митту и Лотяну. И кстати, и Эфроса, и Васильева, которые преподают работу с актером. И кстати, Роланда Казаряна, который ведет работу со звуком. И кстати, Паолу Дмитриевну Волкову, которая читает изобразительное искусство, Да что говорить…

Сейчас, по прошествии времени, я понимаю, что основной принцип организации обучения был прост, как библейское изречение, и звучал так: все лучшее, что есть в культурной жизни страны, должно быть представлено на Курсах. Казалось бы, какая очевидная и простая мысль. А вот попробуйте-ка осуществить ее. Да еще в те годы. Как это удалось Вере Игоревне Суменовой и Ирине Александровне Кокоревой — остается для меня полной загадкой. Вот уж действительно, не обойтись без Михаила Афанасьевича… (Кстати, первый адрес Курсов, улица Воровского — совсем недалеко от Патриарших прудов). Шутки шутками, а ведь на самом деле не понятно, как все это могло существовать в те годы.

Что это в своей сути? Извечный лицейский феномен России? Необъяснимое мистическое покровительство? Загадка национального менталитета? Не знаю… Но это было. И было оно вопреки всякому здравому смыслу и официальной идеологии. Вопреки всему. Было и все. А значит, и будет. На радость всем, любящим искусство.